04 июня 2017

Владимир Преображенский: «Русский человек гораздо лучше совершает подвиг, чем поэтапно идёт к какой-то цели»

Владимир Преображенский - журналист, музыкант, создатель декадентского фестиваля «Бархатное подполье», лидер рок-группы «Бостонское чаепитие». Поговорили об искусстве, смысле жизни, счастье и, конечно же, о пути и судьбе России.

 

Как возникла идея фестиваля «Бархатное подполье»?

Она в какой-то мере заимствована из прошлого, из антуража викторианской эпохи, салонов французских символистов, русских салонов Серебряного века, а частично фантазировалось что-то такое, чего не существовало в реальности.

Идея возникла по принципу, схожему со строчкой из песни группы «Наутилус Помпилиус»: «Америка, где я не буду никогда». Потому что фестиваль создавался изначально в моей голове, это только мое видение.  Тогда мне пригрезилась эта атмосфера. Поскольку человек я с филологическим образованием и что-то почитал за свою жизнь, то определенный вкус сформировался.

Мне всегда были интересны какие-то нереалистические направления в искусстве: с одной стороны модернизм, с другой - символизм, я бы даже сказал, фатальный символизм, какая-то притчевость, замешанная на нереалистичном восприятии мира, то есть то, что в нашем далёком советском прошлом называлось буржуазной упадочной культурой. Долгие годы именно эти направления в искусстве замалчивались, не приветствовались, даже запрещались.

Также это был и протест против тех форм искусства, которые существовали в окружающей действительности. Еще с конца 90-х с массовой культурой творилось что-то для меня неприемлемое. Всюду предлагалось псевдонародное искусство. Говорилось, что надо быть ближе к народу, общаться с ним простым человеческим языком. В советское время это пропагандировалось на идеологическом уровне, а в 90-е годы и до сих пор это уже популяризируется на уровне коммерческом.

Проще организовать пивной фестиваль с какими-нибудь матерными частушками, чтоб народ выпил много пива, поплясал, и всё это доходчиво, все будут радоваться, и кассу сделают большую. Совершенно другое дело -  среднестатистическому слушателю и зрителю привить любовь к высокому искусству, это сложнее. Поэтому стало развиваться и подпитываться то, на чём можно сделать деньги, и это чудовищно.

Неужели в Москве  ничего похожего не было?

12 лет назад нет. Если бы что-то похожее существовало, то я бы, конечно, просто примкнул. Если бы был такой фестиваль, я бы с группой там участвовал и горя не знал. Окружающая действительность, к сожалению, не давала такой возможности. Можно, конечно, всю жизнь пребывать в грезах, как многие делают, можно фантазировать на тему такой атмосферы, читать про это книжки, смотреть фильмы, слушать песни и погружаться в эти грезы, а можно пойти дальше и попытаться сделать так, чтобы вот эта мечта, даже самая нереальная сказка, воплотилась. Это субъективное, романтическое и одновременно гедонистическое желание.

Но ведь в советскую эпоху в 60-х гг. было время, когда поэты собирали стадионы.

Да, было, но тогда они ходили не на эстетику. Они слышали  диссидентские, свободолюбивые мысли, и тогда эти поэты были народными трибунами, воплощением каких-то скрытых желаний и мечтаний о свободе. В 80-е точно такую же роль стала выполнять рок-музыка. В знаковых песнях тех лет идет посыл, что «мы ждем перемен». Но были среди этих коллективов и сугубо эстетские явления, например, группа «Вежливый отказ» и «Оберманекен». У них была сложная музыка, очень навороченные тексты и такая изначально снобистская позиция. Их аудитория никогда не была большой, но сейчас, именно в наши времена, это очень актуальные группы, потому что выросло новое молодое поколение интеллектуалов, людей, которые широко смотрят на мир, и они для себя их открывают. То же самое происходит с группой «Пикник» и «Аукцыон».

Как Вы думаете, почему же такое явление как Ваш фестиваль так долго не возникало?

В принципе, Россия - не очень эстетская страна, и эти сугубо эстетские богемные направления никогда не приветствовались, всегда подвергались осмеянию, гонениям, притеснению, дискредитации. 100 лет назад слово декадент было ругательным, показателем чего-то непонятного, болезненного. Искусство у нас часто служит государству, его идеалам, а эстетское направление – это искусство для искусства, как говорил Оскар Уайльд - в России как-то с трудом приживалось, и до сих пор так продолжается. У меня же возникло желание сделать свой субкультурный оазис, где можно было бы творить другое искусство, где оно могло бы жить, и, естественно, как только появилась такая мысль, возникла и  попытка найти единомышленников. Может быть, не один я такой, может, есть какие-то творцы, художники, поэты музыканты, танцоры, которые что-то близкое делают. И такие люди стали появляться в моей жизни.

И как Вы их нашли?

Я запустил конкурс на одном известном музыкальном портале, где музыканты бесплатно выкладывают свои трэки. Я попросил присылать мне композиции в стиле куртуазного декаданса, чем всем повернул мозги. Мало кто понимал, что это, хотя я подробно описал концепцию, которая была в моей голове. Думаю, что для публики портала это звучало, как ода Ломоносова посреди рэперской вечеринки. Как можно было пробраться через этот текст, мне до сих пор непонятно.

Но, тем не менее, я вдруг обнаружил, что встретил неплохой отклик, мне посыпались трэки со всех концов нашей необъятной, которые, по мнению авторов, соответствуют заявленной тематике. Было много открытий: мне присылали куртуазный рэп, куртуазный металл, много было интересного. Так или иначе, я познакомился с массой коллективов, которые и пригласил на первый фестиваль в 2005 году.

У «Бархатного подполья» было несколько периодов, каждый фестиваль обрастал какой-то своей мифологией. Это всегда был не продюсерский проект, где многое просчитано, а романтичный, где я всегда оставляю место случайности и судьбе. «Бархатное подполье» - эстетский фестиваль, посвящённый богемной культуре, вышедший, как ни странно, из андеграунда. Вот такой парадокс. В этом, наверное, его изюминка. Это всегда была не просто просчитанная программа, там переплетались творческие, личные судьбы. Какие-то истории оставались за кадром  фестиваля и подпитывали его, всегда случались какие-то драмы, творческие альянсы, непредвиденные обстоятельства, которые позволяют говорить о нем как об интересном самобытном явлении творческой жизни современной Москвы.

Какие новые идеи Вы сейчас вынашиваете?

Я задумываю новый абсолютно нереальный проект театральный, связанный с «Бархатным подпольем». Он будет очень неожиданный и провокационный. Как всегда это будет то, чего в Москве еще нет. Если все получится, то осенью стрельнет не слабо. Надеюсь, что нас после этого не закроют. (Улыбается) А то был инцидент в 2009 году, когда я делал салон в старинном особняке: администрация заведения, где все это проходило, испугалась каких-то слов, написанных в пресс-релизе, слишком образных и метафоричных и хотела запретить проведение мероприятия.

А в журналистике Вы сталкивались когда-нибудь с цензурой?

Я долго работал в музыкальной журналистике, никогда никаких запрещений для меня не было, я писал про то, что хотел.

Как Вы относитесь к мату? Применительно не к  центральным СМИ, конечно, а к каким-то контркультурным, андеграундным изданиям.

Вопрос, как и зачем. У русского человека есть такая особенность по Пелевину - пока русскому человеку матом не назовешь, он правды не угадает. Человек всеми фибрами души воспринимает мат, возникает какое-то доверие, он несет энергетический заряд, который сразу является неким кодом для некоторых типов людей и социальных групп. Мат - кодовый культурный индикатор, сразу становится понятно, что это свой человек.

В журналистике, наверное, для каких-то блогосфер это интересно и хорошо. Все измеряется стилем и целесообразностью. Если это используется как прием, и он работает, если это никому не вредит, например, неокрепшему детскому уму, то это вполне допустимо.

Это, кстати, к вопросу об эротике и красоте. Многие говорят, что у нас на фестивале есть пошлые моменты, например, обнаженные девушки. Что же в этом пошлого? Есть масса девушек, которые очень хорошо одеты, накрашены, но это очень пошло. Некоторые наши политики и люди искусства говорят и ведут себя на людях пошло, люди из Министерства культуры совершают очень пошлые поступки, некоторые государственные мужи у нас рассуждают очень пошло - вот это страшная пошлятина. А то, что красивая девушка красиво обнажена при хорошем свете, с хорошей интересной художественной идеей, в этом нет ничего пошлого. Человек интеллектуально и культурно развитый способен достичь очень тонких удовольствий и переживаний.

Получается, что Вы наслаждаетесь искусственными вещами, которые часто сами и создаете?

Да, я получаю наслаждение от неприродных, искусственных явлений. А что такое культура? Культура - это то, что противопоставляется природе. Культуры в природе нет, ее создает человек. Одна из ветвей культуры - искусство. Искусство - это то, что создано искусственно, чего в природе нет, а хорошо это или плохо -  вопрос философский.

Возьмем, например, балет. С точки зрения природы это чудовищно.  Его в природе нет и быть не может, природой не приспособлено, чтобы так вот ноги загибать и ещё вот так поднимать. С точки зрения природы это настолько несуразно, непрактично, вредно и ужасно, а мы смотрим и восхищаемся балетом. Чем? Тем, что не естественно? Да, тем, что искусственно.

Для чего же, по-Вашему, нужно искусство? Что оно должно нести? И что изменилось в нем за тысячелетнее существование?

Оскар Уайльд говорил, что всякое искусство совершенно бесполезно. Для того, чтобы понять искусство, нужно пройти очень сложный путь внутри себя, рассмотреть, осмыслить вообще развитие культуры, как от одного пришли к другому, третьему, четвертому.

Искусство развивается по спирали, ищет постоянно новые формы и  всегда говорит, в принципе, об одном и том же. Во всей мировой литературе всего 9-12 сюжетов, всё остальное является лишь вариацией, пересказом, присказкой. Все пишут и поют о любви, смерти, предательстве, радости и отчаянии, меняются только формы. Например, Земфира написала песню «Девушка в сети». Эта песня не могла возникнуть 50 лет назад. Вот вам, пожалуйста, новая форма.

Конечно, развитие цивилизации идет с помощью технологий, за последние 100 лет мир вообще поменялся. Искусство должно этим владеть. Как сегодня можно в театре ставить спектакли так же, как их ставили в 19 веке во времена Островского и Чехова? Нельзя так ставить, это всё уже сделали до нас. Во времена когда у нас есть 3D графика, голограмма, 8D и масса технологических возможностей, мало кто этим пользуется. Где-то денег жалко, где-то ума не хватает. Очень часто использование новых технологий оставляет желать лучшего, это забивание гвоздей микроскопом.

Такое же и в электронной музыке происходит. Еще в восьмидесятых можно было на синтезаторах создавать удивительные полутона. То, что сейчас мы слышим, это не электронная музыка, это стандартная музыка сыгранная электронными средствами, а возможности гораздо богаче, они используются процентов на 25. Уже сейчас есть технические возможности, чтобы использовать это в искусстве и вывести его на абсолютно другой уровень.

Я планирую в новом проекте это всё привлечь. Конечно, многое упирается в бюджет.

В чём смысл жизни для вас?  

Смысл в том, чтобы быть счастливым, не мешать счастью других и  реализовать то, что в тебе заложено. В каждом человеке что-то изначально заложено, абсолютно в каждом, задача - это в себе раскопать, вырастить и  никому при этом не вредить, по крайней мере, сознательно.

Как это в себе раскопать?

Существует много методик. Нам же дается и некая подсказка, чем-то хочется заниматься, чем-то нет. Человек может продавать пылесосы, а душа говорит, что хочет рисовать. В этом и есть подсказка.

Вы сейчас считаете себя счастливым человеком?

 Над многим еще нужно работать.

Чем Вы еще интересуетесь, кроме музыки и искусства?

Мне очень интересна геополитика. Мы живем в то время, когда меняются полюса экономического, политического и культурного влияния. Я востокофил. Нам сегодня на Западе нечему учиться. У России сейчас крепнут позиции, и это здорово. Сегодня есть большая почва для культурного обмена России с Востоком. В российском человеке есть много восточного - это интуитивность, погруженность, медитативность. Нам есть чему поучиться через изучение культуры Востока, открыть в своей ментальности те стороны, которые уже в нас заложены. Чем так загадочна русская душа? Тем, что в ней есть много черт западных и восточных.

Я очень приветствую создание такой организации как БРИКС. Происходит осознание актуальности всего этого. Главное этот шанс не упускать. У нас была ложная эйфория в девяностых, когда мы были очень сильно подвержены американской культуре. Можно сказать, что мы продали страну, купившись на джинсы и жвачку, а сейчас россияне в своей основной массе поняли иллюзорность всего этого. Хорошо, что мы всё это преодолели, осознали, что это всё ерунда, что русский квас гораздо вкуснее, чем Coca Cola. Приходит понимание и осознание, потому что страна с богатейшими традициями, с богатейшей культурой, уникальным историческим опытом, с выдающимися людьми с твёрдым самоотверженным характером, способным к самопожертвованию. Как это можно всё взять и сбросить со счетов? И заняться складыванием кирпичиков из пачек денег? Это будет значить тогда, что мы нарушаем свой космический исторический путь. К вопросу о счастье, -это как раз не предавать свой путь.

В одном из учений Востока в даосизме это есть, ведь дао – это и есть путь. Китайцы очень хитрые ребята: они строят капитализм под руководством коммунистической партии. Они очень хорошо умеют всё освоить, сделать какой-то свой аналог очень быстро, у них может быть не так много каких-то уникальных идей, но способности освоить и выдать дешевле, быстрее и в таких объемах, которые не снились никому, у них не отнять. Они не называют это подделкой, это имитация. Конечно, их целеустремленность и работоспособность многое значит. Если захотят, то они завоюют мир.

У нас же разновекторное, импульсивное мышление, оно направлено во все стороны сразу. Нам скучно выполнять какую-либо конкретную задачу, наметить себе несколько этапов и двигаться по ним. Мы что-то делаем, но больше разбрасываемся. Русский человек гораздо лучше совершает подвиг, чем поэтапно идёт к какой-то цели.